Весна, как всегда в наших северных краях, оказалась неровной. В конце марта на землю хлынуло тепло, согнало снег, вспучило реки. Но после недели ранней благодати вновь вернулись зимние холода с морозами и снегопадами. Потом наступило опять тепло, а вслед за этим новое похолодание. К середине апреля, ко дню открытия сезона весенней охоты, холода вновь вернулись, повалил мокрый снег, по ночам морозило. Вода в реке, ушедшая раньше, больше не поднималась.

Прилётная птица на север двигалась медленно, подолгу задерживаясь в моменты непогоды в застигнутых ею местах.

Десятидневка весенней охоты разделилась как бы на две части: первую с морозцами и снегопадами, и вторую - с щедрым двадцатипятиградусным теплом.

В первое после дороги утро мне надо было отоспаться, но весна давала о себе знать какими-то внутренними биотоками, и я вышел на крыльцо охотничьей избушки, когда ещё по округе разливалась песня токующего тетерева. На улице было тепло и светло от прорывающегося сквозь просветы белёсых облаков солнца, оно будто раздвигало их своими руками-лучами, из которых на луга и поля падал неестественный в эту пору снег. Охотничья страсть оказалась выше физической усталости, я оделся, обулся и отправился в дальний угол поля, чтобы получше услышать и, если представится возможность, увидеть певца. Пел петух не слишком азартно, хотя при такой погоде, а точнее сказать, при такой непогоде и это пение было явным вызовом стихии.

За кромкой ольшаника были две полянки, на одной из которых в прошлые годы я любил стоять на тяге. Лесные кулики здесь летели как и везде, ни лучше, ни хуже, но сбитых было легко искать, ибо полянки в летнюю пору окашивались и были ровными и чистыми, как газон.

Тетерева взлетели за небольшими кустиками, когда я проходил по одной из полянок. По следам я установил, что на токовище было две птицы и скорее всего принадлежали они косачу и тетёрке. Посередине полянки темнела недобранная в зимнюю пору копешка сена, из неё я и соорудил шалашик в кустике у края поляны.

Бедные птахи - жаворонки и вальдшнепы, чибисы и черныши... - как им неуютно и холодно в эти времена на родной земле!

Чаевал я в избушке долго, топил печь тоже долго, отогревая остывшие углы от зимних промозглостей. Под вечер, снарядившись в охотничьи “латы”, отправился на тягу не на своё место, где я соорудил шалашик, а на просеку,где я стоял раньше, пока не узнал этого. По просеке про-ходила линия электропередачи в соседнюю лесную деревнюшку и между столбами-опорами, как лыжниками-слаломистами в лужах и колдобинах наезжена в ту деревнюшку дорога. Лес был крупный, вальдшнеп над ним летел высоко и широким фронтом, а сбитую птицу искать было трудно даже в светлое начальное время, не говоря о глубоких сумерках. На земле сплошь лежал снег и он все падал и падал, сырой и Тягомотный. Но мне знакомы были такие “белые” тяги, причём иногда они были даже лучше, чем в погоду более благоприятную.

На этот раз лёт вальдшнепов был на уровне среднего, тем не менее пару долгоносиков я уложил в сумку, а одного так и не сумел найти даже на белом покрывале снега. По опыту мне было известно, что как только улучшится погода, птицы-странники двинутся дальше на север, лавинообразно рассредотачиваясь на огромной площади своего гнездового “дома”.

Утро следующего дня выдалось кошмарным. В такую погоду говорят,что хороший хозяин собаку во двор не выпустит. Но речь идёт не о собаке, а охотник - он сам себе хозяин, и я отправился вдоль реки по разливам поинтересоваться прилётной уткой и подыскать место для скрадка. К полудню без единого выстрела вернулся в избушку и стал сушить одежду. К вечеру погода несколько улучшилась - вместо снега пошёл дождь, то густой и мелкий, то редкий, но крупный. А это для тяги гораздо лучше холодного снега при нулевой температуре воздуха.

И действительно, лёт вальдшнепов оказался лучшим, чем накануне. Один также упал в густель ёлочек и не был найден. Решил его поискать завтра и вернулся на своё место на просеке. Однако за спиной весь вечер слышались своеобразные звуки, исходившие явно от живых существ. Подумалось, что подранок затаился, когда я его искал, а теперь выбирается из крепи на чистинку просеки, чтобы взлететь. Но я его не дождался, а в густых сумерках в двух десятках  шагов через просеку прошмыгнула лисица и, кажется, с “моим” вальдшнепом в зубах. Мой ненайдёныш попал-таки на ужин к рыжей линяюшей плутовке. Кстати, лисицу, эту или другую, я видел ещё раз через пару дней. Возможно, и в другие дни после моих выстрелов она занималась поисками подранков. Вспомнилось, что и в другие года на тягах я часто видел невдалеке лисиц. Они мне напоминали ворон, крутящихся около рыбаков-зимников. После окончания ловли некоторые из них оставляли на льду у лунок крошки хлеба, шкурки от колбасы, ершей-мизинчиков ...

А в поставленный мной тетеревиный шалашик я попал только в последний день своей охоты. Тетерев пел там каждое утро, когда позволяла погода, но какое-то внутреннее чутьё мне подсказывало: не хода, не ходи!.. И я не шёл. Возможно ещё и потому, что пел он на всю округу только в один голос. Мне хотелось его отпугнуть от места “моей” тяги, тем более, что с улучшением погоды лёт вальдшнепов стал значительно хуже и потерять за вечер одного единственного сбитого кулика было даже непристойно для охотничьей чести.

По утрам на рассвете я мёрз в засидке у речного плёса и поджидал подлёта к своим резиновым обманкам расфуфыренных в сию пору селезней.

В последнее же утро я всё-таки пошел на тетеревиный ток. Погода была сухой и теплой, слабый ветерок едва шевелил маковки с лопавшимися почками деревьев. Черёмуха, раньше всех разломившая свои почки, уже притеняла лесные пустоты своими молодыми пахучими листочками. Как всегда в полной темноте пропищали невидимые пичуги, где-то вдали прокричал журавль, полетели так же невидимые хоркающие вальдшнепы... Я ждал прилёта тетеревов. Они запели, но только не на моей полянке, а на другой, находившейся у меня за спиной, за ручьём. Как известно, у тетеревиной песни есть удивительное свойство:

-    когда петух поёт вдалеке, он слышен яснее, чем тогда, когда поёт близко. И только по чуфыканию можно определить, что певец рядышком, ибо чуфыканье слышно только на близком расстоянии.

На мое подманивание петух не реагировал. Я вылез из шалашика и направился в его сторону. “Если гора не идет к Магомету, то...”. Я пересек полоску ольшаника с ручейком посередине и из-за кусточка вышел на другую полянку. Черныша я заметил еще издали. Он в сером рассветном мареве мелькал то черным, то белым, а брови были настолько красными, что будто источали свет, как угли.

Подняв ружье, я не увидел ясно мушки, а это верный признак, что спускать курок рановато. Одежда на мне была под фон леса и я чувствовал себя более защищенным, чем контрастный двигающийся певец. Нас отделяло друг от друга не более тридцати шагов и между нами кроме рассветной темени ничего не было. Я успокоил сердце, стал наблюдать и слушать. Вдруг на фоне петуха что-то мелькнуло серое, потом еще и еще. Ба! Ла это же тетерка колготится около расфранченного жениха. Курочка несколько раз обежала своего ухажера, она будто прикрывала его своим тельцем. И, кажется, она меня разглядела и не улетела только потому, что не улетел он. А косач отрешенно пел и пел, не замечая ничего вокруг. “Хорошо, что не выстрелил, - подумал я:

-    при плохой видимости сноп дроби наверняка накрыл бы их обоих. Лаже если стрелять только петуха, то больше нигде не слышно пения-бормотания, значит матка прохолостует, а у нее где-то уже приготовлено гнездо, а, может быть, и кладка уже начата”. Конечно, лисица или иной хищник так бы не подумали: последние тетерева или нет, но я же человек, существо разумное... И хочется мне на будущий год услышать не одного, а нескольких певцов, выпугнуть в грибную пору хотя бы небольшой выводок тетеревят, увидеть в зимнюю пору березу, облепленную неперелетными птицами, так украшающими наш неброский холодный пейзаж...

Выстрелить мне, конечно, очень хотелось, руки сжимали холодную стволину ружья, тетерев - вот он весь на виду в трех десятках шагов! Но и он будто прознал про мои мысли и не собирался уступать, улетать. Пришлось мне удаляться тем же путем и с еще большей осторожнотью. Вокруг-то ведь стало еще светлее. Вдалеке послышался голос кукушки, первый в этом году, в ольшанике чокали и мельтешили дрозды, над полем виртуозили чибисы. С лужицы посередине поля взлетела пара улитов...

Какое-то облегчение, гордость за самого себя и в то же время боль за нашу землю, такую большую и такую бедную, что даже исконно русской птице - тетереву - приходит конец... Это ж надо, петуху одному токовать приходится, посоперничать не с кем, полюбовно подраться или просто попетушиться не с кем... Ла-а...

В мыслях и на языке крутились строчки своего же стихотворения, написанного в другое время и по другому поводу, но так подходившему к сему моменту:

Владимир Семенов

Рисунки Константина и Алексея Зайцевых

---

• Особо памятные охоты на копытных
• Семинар по антидрессуре (занятие первое)
• Взгляд зверя
• Как воспитать настоящего мужчину

---